Габриелла не в состоянии была вымолвить ни слова, но ее лицо все сказало лучше любых слов. Она просияла, расцвела такой улыбкой, что ему пришлось полушепотом добавить:
— Думаю, нам пора уходить. Если в принципе у тебя нет возражений, то, полагаю, подробности стоит обсудить в менее людном месте.
Только тут к ней вернулся голос.
— Да! О да, Арти, любимый мой! Тысячу раз да!
На следующее утро она проснулась не счастливейшей на свете девушкой, а счастливейшей на свете женщиной.
Они договорились пожениться весной, в начале марта…
А потом… потом случилась трагедия с Сэмми. Габби примчалась к отцу и уже не смогла его покинуть. Арти несколько раз приезжал, уговаривал ее вернуться в Остин, говорил, что не может жить без нее, что мечтает об их будущей совместной жизни, когда она станет лучшим украшением его нового дома.
— Я собираюсь выставить свою кандидатуру на пост генерального прокурора. Мне нужно, чтобы ты была рядом, представляла меня, поддерживала, — снова и снова повторял он.
Для молодого Я честолюбивого карьериста действительно необходима была спутница умная, красивая, тактичная и внимательная, думающая и заботящаяся лишь о муже и его продвижении, занимающаяся укреплением его позиций у влиятельных отцов города и крупных финансистов. Габриелла идеально подходила на эту роль. Она обладала всеми требуемыми качествами и, кроме того, еще изумительным голосом, способным привлекать и пленять всех и каждого. К тому же он любил ее. Любил больше всего на свете. Почти больше всего… кроме своей карьеры.
Но она категорически отказывалась покинуть отца до окончания процесса, назначенного на апрель.
— Давай перенесем свадьбу на май, — предложила она.
Ей было тяжело, очень тяжело откладывать свадьбу. У нее ведь даже платье уже было готово — восхитительный струящийся поток белоснежного бархата, отделанный пеной шифона, настоящее чудо дизайнерского гения.
Арти нехотя согласился и уехал. Вернулся только тогда, когда Габби срывающимся от ужаса голосом рассказала, как отец едва не покончил с собой.
Они сидели в «Трех подковах», пока Рауль Маскадо спал, одурманенный большой дозой снотворного.
— Габби, малышка моя, испаночка моя, — уговаривал Арти, — это не твоя обязанность следить за ним. Для этого есть специальные учреждения. Склонность к самоубийству свидетельствует о подвижке психики. Ты это знаешь не хуже меня. Вспомни, сколько дел подобных персонажей проходило через наши руки…
— Арти! Он не персонаж, как ты говоришь! Он мне отец! — яростно выкрикнула Габриелла, пораженная черствостью жениха. — Он пожертвовал ради меня и Джерико несколькими годами жизни и счастья, растил нас один, без матери! Он имеет право рассчитывать на мою привязанность и благодарность!
— Я тоже имею право рассчитывать на твою привязанность, — заявил Дилан. — Ты моя будущая жена и твое место со мной, а не в этой дыре.
— Я знаю, Арти, любимый, знаю! Но пойми, прошу, я не могу, не могу бросить его в таком состоянии… и сдать в психиатрическую лечебницу тоже не могу, — с мукой в голосе проговорила Габриелла, схватив его руку и сжав ее. — Ведь его отчаяние так естественно…
— Что ж… — Он освободил руку из ее пальцев и неожиданно ледяным тоном заявил: — В таком случае, полагаю, мне не остается ничего другого, как поставить тебя перед выбором: или он, или я. Ты мне нужна сейчас, а не через год, два или неизвестно сколько, когда у твоего отца пройдет эта нездоровая тяга к драматическим представлениям.
Габриелла смотрела на него во все глаза и не узнавала. Это был не он, не ее Арти, такой чуткий, мягкий, любящий и все понимающий, а какой-то бездушный, холодный незнакомец.
— Что… что ты такое говоришь? — прошептала она.
И он повторил все слово в слово.
Она не сдержалась, влепила ему пощечину, ни слова не говоря, поднялась, повернулась и вышла. А на следующее утро узнала, что Артур уехал, но лишь после того, как нашел утешение в объятиях Джуди, которая весь вечер крутилась около них, строя ему глазки и выпячивая свой силиконовый бюст восьмого размера.
Она бы, наверное, простила его. Конечно, простила… Потому что продолжала любить самозабвенно, до умопомрачения… Но все та же Джуди не преминула как-то вечером показать ей выпуск «Остин сегодня» с цветными фотографиями церемонии бракосочетания молодого, но перспективного помощника прокурора Артура Дилана и дочери его босса Милены Борленд.
Жизнь для нее закончилась. Потянулись сначала черные, а потом серые унылые, неотличимые один от другого часы, складывающиеся в дни, недели, месяцы. Резкая, почти нестерпимая боль постепенно притупилась, но осталась сидеть в сердце саднящей занозой. И так длилось почти три года, до того вечера три дня назад, когда Хэнк Сандерс, внешне практически копия Роберта, вошел в мотель и разбередил незажившую рану…
Но обо всем этом Габриелла сейчас не думала. В настоящий момент ее волновал только предстоящий вечер. Она нетерпеливым взглядом окинула парковочную площадку перед мотелем, обогнула его сзади и убедилась, что Хэнк еще не вернулся.
Черт бы побрал тебя, Дуг Бреннан! — раздраженно подумала она. Есть у тебя совесть или нет? Заставляешь парня вкалывать до темноты. За лишний доллар готов чуть ли не удавить другого, скряга несчастный.
Она поднялась на второй этаж, заглянула к отцу, который, против обыкновения, не лежал, а сидел в кресле и читал, быстро приняла душ и направилась а кухню.
Ей хотелось сделать что-нибудь простое, но вкусное, чтобы порадовать и отца, и Хэнка, который, ясное дело, вернется голодным. Тихо напевая себе под нос, она приступила к приготовлению бараньего филе с соусом «Адобо» по старинному рецепту бабки Маскадо, несколько скорректированному ею самой. Отец его просто обожал. И Хэнку оно непременно понравится. Чудесное сочное мясо подкрепит его после тяжелого дня у Дуга, придаст новых сил, а жгучий соус…